Профессор Пильчиков проводил множество опытов и сделал ряд теоретических разработок в закрытой области, он первым в мире выдвинул идею создания способного настроиться на определённую волну прибора, надёжно защищённого от атмосферных и других помех. Вкупе с работами Попова, Маркони, Тесла и других учёных это открывало широкие перспективы. Архивные данные свидетельствуют, что профессор не только теоретизировал и писал письма министрам — он создал действующие модели различных приборов и успешно испытал их.

Весной 1898 года, используя изобретённые им приборы, профессор Пильчиков продемонстрировал, как на значительном расстоянии можно взорвать мину в искусственном бассейне, где затонула модель боевого корабля. При помощи изобретённых им приборов профессор на значительном расстоянии от объекта производил выстрелы из небольшой пушки, приводил в движение железнодорожный семафор и зажигал огни маяка. Военное ведомство выделило пять тысяч рублей на опыты и предоставило учёному небольшое судно для испытаний. В 1903–1904 годах профессор Пильчиков активно экспериментировал и даже получил личную благодарность командующего Тихоокеанским флотом — это произошло в разгар Русско-японской войны. За что командующий поблагодарил профессора, осталось тайной.

Успешная научно-практическая деятельность и секретные работы на русское Военное министерство продолжались до весны 1908 года. Из архивных документов и материалов полицейского расследования известно, что 3 мая 1908 года некий неустановленный мужчина позвонил известному врачу И. Я. Платонову, который являлся хозяином дорогого частного лечебного заведения.

— Найдётся ли в вашей клинике отдельная удобная палата для известного учёного профессора Пильчикова?

— Мы всё устроим лучшим образом, — заверил Платонов. — У нас профессор найдёт прекрасный санаторный режим. Когда он намерен начать лечение?

— Завтра, — и неизвестный мужчина повесил трубку.

Странно, но доктор Платонов не поинтересовался и не узнал, кто с ним говорил. Возможно, звонил сам профессор? Не исключено, что «телефонировал», как тогда говорили, кто-то другой, но кто именно? Кто проявил удивительную заинтересованность в судьбе и здоровье известного учёного, активно занимавшегося военными проблемами?

4 мая в больницу господина Платонова приехал профессор Пильчиков: лысоватый, в пенсне, с ухоженной бородкой и усами, в строгом костюме. Ошибки быть не могло: его хорошо знали в Харькове. В руках Николай Дмитриевич держал небольшой чемодан. Что в нём находилось, он никому не показывал.

— Мы рады принять вас, — радушно встретил профессора врач. — Всё готово: я распорядился отвести вам отдельную палату, чтобы никто не беспокоил. Пойдёмте, это на втором этаже.

Два дня — 4 и 5 мая — прошли спокойно. Но 6 мая, около семи часов утра, обслуживающий персонал больницы услышал необычный звук — раздавшийся на втором этаже револьверный выстрел! Звук донёсся из палаты, которую занимал известный профессор Пильчиков. Врачи и санитары немедленно кинулись на второй этаж, но дверь палаты профессора оказалась заперта изнутри.

— Несите инструменты, живо! — распорядился дежурный врач.

Быстро принесли лом и топор, взломали замок. Дверь распахнулась, и столпившиеся в коридоре увидели лежащего на кровати профессора: его руки были сложены на груди, а на рубашке, там где сердце, медленно расплывалось кровавое пятно. На тумбочке рядом с кроватью лежал небольшой револьвер — работники больницы показали, что раньше оружия у Пильчикова никто не видел. Окно было прикрыто, но не слишком плотно.

Происшествие расследовала сыскная полиция. Дактилоскопия в то время была развита ещё очень слабо, и отпечатки пальцев с револьвера не снимали. Осталось загадкой, как мог профессор выстрелить себе в сердце, потом положить оружие на прикроватный столик и спокойно скрестить руки на груди? Возможно, это было убийство? Для хорошо подготовленного человека ничего не стоит забраться через окно в палату на втором этаже, убить перешагнувшего полувековой рубеж учёного, запереть дверь изнутри и скрыться тем же путём, каким он проник в психоневрологическую клинику. Тем более всё внимание в тот момент было отвлечено ужасной картиной. Но кто мог проникнуть в клинику и убить Пильчикова?

По извечной российской беспечности Николай Дмитриевич не успел запатентовать ни одного из своих многочисленных изобретений, имевших поистине мировое значение. Все его разработки и чертежи бесследно исчезли — возможно, он принёс их в клинику в чемодане, который затем пропал. Среди оставшихся дома бумаг ничего относящегося к значимым военным разработкам не нашли!

Зачем профессор Пильчиков почти тайно лёг в клинику, если не страдал никакими психическими расстройствами? Хотел скрыться, чтобы некто потерял его след? Но кого опасался учёный с мировым именем и отчего дело о его гибели фактически замяли?

Что же ещё изобрёл Николай Дмитриевич накануне загадочной кончины?

Хозяин Азефа

Александр Васильевич Герасимов родился в Харькове в 1861 году. Его родители не были дворянами, но и крепостными никогда не являлись — Герасимов происходил из достаточно состоятельной семьи, принадлежавшей к казачьему сословию, то есть к традиционно имевшей от власти различные привилегии воинской касте. С детства Герасимов лелеял мечту стать инженером и совершенно не помышлял о карьере жандарма и мастера политического сыска. Он не поступил учиться ни в одну из харьковских гимназий, а выбрал реальное училище, намереваясь по его окончании держать экзамены в университет. В реальном училище юный Герасимов сблизился с революционно настроенной молодёжью и даже участвовал в работе политических кружков.

— Мне с вами не по пути, — сказал он вскоре своим товарищам-революционерам. — Я хочу учиться в университете, а не шагать по этапу в Сибирь. Тюрьмы и ссылки меня не прельщают!

К разочарованию Герасимова, поступить в университет не удалось: не выдержал экзаменов. Но семья считала, что необходимо получить образование, поэтому Александр пошёл по военной линии, как традиционно принято у казаков. Однако он поступил не в кавалерийское, а в пехотное юнкерское училище. Успешно окончив его, получил офицерский чин и служил в одном из резервных пехотных батальонов.

Всё шло хорошо, но Герасимову не давало покоя неудовлетворённое честолюбие: хотелось сделать армейскую карьеру. Но как? Поступить в Академию Генерального штаба нереально — при тамошнем строгом отборе с целой системой труднейших экзаменов. И тогда Александр решил попробовать пойти другим путём — подать рапорт о переводе в жандармский корпус!

Попасть в это элитное подразделение было не многим проще, чем в Академию Генштаба: предстояло пройти собеседования, экзамены на право обучаться на специальных курсах, а закончив их, следовало вновь сдавать экзамены придирчивым специалистам. Требовалось обязательное знание иностранных языков, не менее шести лет службы в строю и самое главное — потомственное дворянство! А Герасимов, как уже говорилось, не мог похвастаться гордым званием дворянина, тем более потомственного. И тут возникает неразрешимая загадка. В конце 80-х годов XIX века, когда отбор в жандармский корпус осуществлялся как никогда строго и путь в него плебеям был накрепко заказан, простой казак Герасимов получил разрешение на перевод в жандармы!